дочитал биографию роберта гука. удивительно, как будто бы сама история ополчилась на него, чтобы стереть его имя и наследие из человеческой памяти: закон всемирного тяготения ньютона, закон бойля-мариотта, расчет функции цепной линии — все это и многое другое на самом деле принадлежит ему. то, что не было украдено, было отвергнуто как «бред», но спустя столетия принято, как, например, теория эволюции видов. на интеллектуальной составляющей история не ограничилась: ньютон уничтожил все, что напоминает о гуке, руководя переездом королевского общества (которое, кстати, является изобретением и институциональным инструментом масонов); многие здания, которые были им спроектированы после пожара 1666 года, впоследствии были разрушены либо властями, либо немцами; его труп и труп его племянницы были потеряны после эксгумации в конце xix века; в церкви сделали витраж с его изображением (по словесным описаниям — ни одного портрета не сохранилось), но он был уничтожен террористами ира. если оставить человеческий фактор, то причина хейта по отношению к нему очень хорошо известна: классовая неприязнь. недостаточно благородно родился.

«благородиизм» как социальная установка контагиозна, она обладает валентностью и цепляется за другие социальные атрибуты и институты, которые сами по себе не обладают ценностью, то есть не являются самоценностями, кардинальными ценностями, а обладают ординальным характером. иными словами, их ценность варьируется в зависимости от того, к чему он приложены. например, человеческая жизнь, которая способна приобретать отрицательную ценность, если сохраняется ради ритуального выражения приверженности жизни-как-ценности в ущерб качеству жизни других, общественному благополучию (которое вовсе не является совокупностью благополучий индивидуальных, а в зависимости от составляющих обладают эмерджентностью, которая, опять-таки, бывает положительной, а бывает и отрицательной) и общественной безопасности (которая тоже является ценностью ординальной, но более высокого порядка, чем индивидуальная жизнь). или ценность счастья как экзистенциальной установки, нехватка распространенности которой является бизнес-моделью паразитов от сферы психотерапии. или права собственности, которым рыночно озабоченные люди отказывают в ординальном статусе, придавая собственности ритуальное фундаменталистское значение:

читать дальшеВ воскресенье 2 сентября 1666 года Томас Фарринер завершил работу в своей пекарне и пошел спать. Он только что закончил выпекать хлеб, который должен был продать на следующий день в булочной на Паддинг-лейн, расположенной в районе сегодняшнего Сити. Однако в ту ночь он допустил самую страшную ошибку в своей жизни: он оставил огонь в печи, и пока сам Фарринер и его семья спали на третьем этаже, от раскаленных углей загорелись деревянные стены. Через несколько секунд весь первый этаж был охвачен огнем. Семье удалось выбраться через чердачное окно, погибла от удушья только одна служанка, оказавшаяся в огненной ловушке. Все соседи пытались потушить пожар, который распространился на соседние дома, но через час они поняли, что их усилия напрасны.

В этом районе, как и в большей части Лондона, дома были из дерева и самана, и за многие годы засухи они стали очень сухими. Узкие улицы не позволяли пройти людям, несущим ведра с водой. Единственным способом остановить пожар было разрушение зданий. Однако владельцы воспротивились, и огонь распространился на склады бумаги и других материалов, расположенные у реки. Дул сильный западный ветер, потом начался ураган. Склады нужно было разрушать, но только один человек обладал достаточной властью, чтобы принять такое решение, — мэр города Томас Бладворт. Бладворт не решился отдать приказ, ссылаясь на то, что большинство владельцев складов отсутствовали. Пожарные вынудили мэра посетить пострадавший район для оценки ситуации, и там Бладворт произнес знаменитую фразу: «Тьфу! Такой пожар могла бы потушить и женщина, пописав на него». После чего вернулся домой. Так началась одна из самых больших катастроф в истории Лондона.

Город горел в течение трех дней. Огонь полыхал на 2025 тысячах квадратных метров и уничтожил около 400 улиц, 13200 жилых домов, 89 церквей, четверо ворот городской стены, мэрию, четыре моста, здания Ливрейной компании, Королевскую биржу, Таможню и собор Святого Павла. Более 80 тысяч жителей лишились крова, а точное количество погибших осталось неизвестным.

(сворованный текст доступен здесь)

читать дальшепроблема с трясущимися из-за «своей» собственности людьми, которые индоктринированы в эту идею настолько, чтобы позволять иррациональному страху довести до полного уничтожения не только их собственность, но и чужую, вместо пожертвования своей собственностью, является проекцией упомянутой вчера проблемы патентного терроризма. возвращаясь к теме тотальности и пористости права, к которой я обращался здесь и здесь, можно посмотреть на эту топологию как на градиент. право не должно быть тотальным, потому что это приводит к созданию тоталитарных систем грабежа (в т.н. тоталитарных режимах все делается по закону), которые к тому же задыхаются под тяжестью собственной зарегулированностью, но и право не должно быть «полым», т.е. пустым, т.е. отсутствовать.

получается вполне себе изобретательская ситуация. одной из разумных точек входа для понимания, где право должно быть более или менее пористым, является разделение правовых отношений на связанные с правами собственности и не связанные, причем первые должны быть подчинены вторым, а не наоборот. при этом права собственности должны оставлять минимальный зазор для интерпретаций, т.е. пор: поскольку отношения распределения нехватки построены на формальнмо праве (потому что в противном случае они построены на праве силы), а господствующее экономическое мышление стимулирует людей богатеть, они неизбежно будут злоупотреблять правом и порами (сама система поощряет злоупотребления: кто всех перехитрил — тот молодец и образец для подражания). однако все остальные отношения необходимо оставлять на усмотрение социальных агентов, давать им возможность доверять интуиции, которая может как совпадать, так и не совпадать с законом; но лучше бы, чтобы совпадало, причем несовпадения — это недоработка правотворчества, а не нерадивых объектов права. в этом смысле не-собственническое право — это скорее гайдлайн и интерфейс для взаимодействия с социумом, упрощающий навигацию и делающий ее более предсказуемой и понятной, чем жесткий набор правил.

и, конечно, не хватает не только иерархии прав от фундаментальных (кардинальных, например, труд) к относительным (через безопасность и жизнь к политическому и собственно экономическому), но и разделения системы права на индивидуальные и коллективные. парадоксально, но государству не хватает института омбудсмена государства. формальные противоречия между индивидуальными и коллективными правами не только неизбежны, что мы знаем благодаря геделю, но и желанны: как управляемая динамика международной среды обеспечивается фундаментальными противоречиями в принципах права (нерушимость границ; целостность территории; право наций на самоопределение), так и среда внутри юрисдикции обладала бы широким аллостатическим потенциалом, накапливаемым эволюцией права как бесконечного процесса последовательных приближений.

сторонники права собственности могли бы возразить, что великий пожар в лондоне позволил городу преобразиться, как и османизированный париж после революций; но идея в том, чтобы вообще не было необходимости ждать, а то и устраивать катаклизмы вроде пожаров, имея предусмотренную законом возможность прогонять людей и затем заселять их обратно. как в начале 2000х в китае: когда власти хотели разрушить рыболовецкую деревушку хуандао, где я жил в 2010, они сообщили жителям, что они могут отказаться, а могут и согласиться, получив вместо своих убогих лачуг по две-три квартиры в новых домах. этим людям больше никогда не нужно было работать.