Оч старый баян, но всё ещё смешной

Отсюда: mincao.livejournal.com/1312257.html


У langobardа старый прелестный анекдот про Дом-музей Пришвина, немного переделанный.
А в коментах ссылка на оригинал и кучу народного творчества про дом-музеи:

Вперемешку с птичьим клёкотом и ненавязчивым шёпотом ветра, будто озаряя багрянцем зеленеющие волны берёзовой рощи, обдавая жаром словно летнее солнце в разгар знойного душного июльского лета, испуская лёгкую дымку подобно поднимающемуся туману от раскинувшейся глади озера на рассвете, распугивая лесных обитателей - работящих бобров, мудрых ежей и беззаботных свиристелей, догорал дом-музей Пришвина.


Свечку бросила хозяйка
И ушла играться с зайкой.
Не задул её никто -
Так сгорел музей Барто.

а в переулке,
        буднично
            и не броско,
догорает дом-
        музей
            Маяковского.

ещё пожаров в музеяхОн как факел горит, словно солнце светится,
Языками огня озарив Арбат.
Ах, музей, дом-музей, больше с ним не встретиться,
Никогда не узнать, как же жил Булат.

...У Хармса тоже был дом-музей. А потом он взял и сгорел. Вот, собственно, и всё...

Метель, сплетенье рук и жар соблазна.
На свечку дуло из угла огнеопасно.
Вот по портьере к потолку метнулось пламя
К дверному косяку, к оконной раме.

Достал чернил залить огонь, не смог — и плакал.
И битум с крыши на сугроб слезами капал.
Прощай, полет крыла. Такое дело.
Горела дача в Переделкино, горела.

Пеплом несмелым подёрнулись угли костра -
Визбора дом догорел, расставаться пора.

Ночь, улица, туман, толока,
Бессмысленный и яркий свет.
Горит музей-квартира Блока -
Все будет тлен. Исхода нет.

Милый, милый смешной дуралей,
Только вышел в широкие сени он,
И еще не знает, что сгорела среди широких полей
Мемориальная квартира Есенина.

Дачу! Спалили дачу!
Плачу... Плачу... Плачу...

Дом, в котором Мориц Юнна
Проводила возраст юный
Подожгли, облив горилкой!
А Россию - наказать!
Спички выдумали шведы,
Прометей был точно греком,
Янки мир сожгли напалмом.
А Россию - наказать!

Как-то раз в кабак вокзальный, где забился в угол дальний
По, держа бокал хрустальный (то ли виски, то ль кагор),
И писал роман скандальный, прибежал гонец печальный:
"Сэр, горит, как свет пасхальный, как закат на склоне гор,
Ваш музей мемориальный, что во граде Балтимор!"
По ответил: "Невермор!"


Тишина в кварталах спальных, где пожарный - друг печальный -
за окном сидит подвальным, и на всех ему плевать.
Нем и глух пребудет к зову тех, кто вдруг лишился крова,
И квартиру Щербакова не намерен он спасать.

Полыхает закат, все багрово-алое,
И уже не видать, что идет пожар.
Не туши, атаман, хату Розенбаума,
Он туда тыщу лет как не приезжал.

Без пегасов и музей
Векслера сгорел музей.

Черной ночью, душной, бездыханной,
Вслед сухой и яростной грозе
Огненным столпом во тьме саванны
Полыхала хижина-музей...

Спускается тьма на Союз нерушимый;
В безлунную ночь люди жгут неустанно
Воздвигнутый волею непогрешимой
Музей Михалкова и Эль-Регистана.

Смотрю, как пламени крыла
Объемлют куст рябины.
Там догорел уже дотла
Весь дом-музей Марины.
Кров, где она жила -
Пепел.
Зола.

Я помню чудное мгновенье -
Вдруг, под покровом темноты,
Над крышей Пушкина именья
Взвились багряные цветы!

В начале был музей.
Средь зданий исполин,
Стоял он, озаряемый пожаром,
И город он пожаром обогрел.
Когда ж затих огонь,
Встал Человек.
И пепел смёл с развалин...
Так дом-музей Волошина сгорел.

Я твоё повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда дремлет луна седая,
каплей застыв над пригорком,
а вдали над Гвадалкивиром
дом-музей догорает Лорки...

Спите, спите, медвежата,
и ежата, и ребята.
Не увидите сюрприза -
Как горит квартира Дриза.

Когда дом человека сгорает,
Изменяются его фотоснимки.
По другому смотрят окна, и двери
Приоткрыты с другим настроеньем.
Я заметила это, вернувшись
С одного своего пепелища.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.

"...Этому дьявольскому зову ответил целый хор отчаянных криков, без сомнения человеческих, которые раздались со стороны дома-музея Лавкрафта, после чего к зловонию примешался новый запах, такой же нестерпимо едкий. К крикам присоединился ясно различимый вой, то громкий, то затихающий, словно перехваченный спазмами. Иногда он становился почти членораздельным, хотя ни один из слушателей не мог различить слов; иногда переходил в страшный истерический смех. Потом раздался вопль ужаса, крик леденящего безумия, вырвавшийся из человеческих глоток, ясный и громкий, несмотря на то, что, вероятно, исходил из самых глубин подземелья, после чего воцарились тишина и полный мрак. Клубы едкого дыма поднялись к небу, затмевая звезды, хотя нигде не было видно огня и ни одна постройка не была повреждена, как оказалось на следующее утро".